Из школы мы вышли вместе. В гардеробе  я получил свое черное пальто, а Тамаре выдали ярко-алый кожаный плащ. Плащ родом из семидесятых: хрустящий, сверкающий. Она была очень эффектна! Я ощущал вину перед Тамарой – за этот легкий провокационный наезд на ее колготки.… И, конечно, думал, как ее загладить. Я сказал, что мне до конечной – от школы это метром триста, от силы. Тамара ***заявила, что ей, в общем-то, в другую сторону, но она зайдет в магазин. И мы пошли вниз по улице, по тротуарчику, текущему асфальтовыми волнами между забросанных желтеющим листом газонов. Чтобы свернуть на эту тропинку, мы проходили мимо торца школы, и я засмеялся; увидев кое-что, показал Тамаре на окошко, до середины замазанное краской.
- Видали?
- Что?
- Дым. Дым из мужского туалета. Ох, там и смолит кто-то!
- Да уж… как не борись, все равно.
- А зачем бороться? – снова не утерпел я.
Она посмотрела на меня странно. Потом усмехнулась.
- А… у вас же «особое мнение»! Да, малину вы директрисе-то испортили…
- Да не в этом дело. Вы мне скажите, объясните популярно: ЗАЧЕМ бороться в курением?
- Как так? Вы же сами знаете, зачем.
- Нет. Не знаю! – я заупрямился, как это часто бывает, что называется «на ровном месте» (за что меня и не любят) – Представьте себе, не знаю! Вы курите, я курю… почему они не имеют права курить? Ну ладно бы, пятиклашки, но это наверняка здоровый лоб из десятого, или девятого! Пятиклашки уже поди по домам все разбежались…
- Он же еще ребенок.
- Ребенок? В о время Семилетней войны такие вот брали Фриз и Ворбург, закованные в латы…
- Ну, сейчас же не Семилетняя война! – пробовала она защититься и мягко улыбнулась.
Я раздраженно махнул рукой.
- Да какая разница! Вам не кажется, что это такая вот трусость педагогическая, отмазка: типа, мы можем, но они не должны, потому, как плохо…
- Не знаю. Я бы своей дочери не разрешила курить…
- Ну, и спросила бы она вас десять раз, да? Вот я и говорю: трусость. Трусость признать свою ошибку, сказать, да, я делаю плохо, потому, что… почему? Мне нравится. И если нет сил или желания бросить – допустим! – тогда уж не делать вид, что у вас крылышки там за спинкой, выросли. Уж если пороку предаетесь, предавайтесь честно, открыто. Грешите с открытыми глазами. А не втихую.
***Она рассмеялась звонко. Носком туфли поддета камешек, да так, что он улетел в травяное небытие.
- Интересненькая у вас теория!
Я устало – снова махнул рукой.
- Да ладно вам…
- И что, вы никогда не убеждали ваших учеников в том, что курить, вредно?!
- Убеждал. Но не своих. Пятиклашек убеждал, и даже стращал, что расти перестанут. Научными фактами. На многих подействовало. А этих лбов здоровых… понимаете, во-первых, это БЫТОВАЯ ПРИВЫЧКА. С бытовыми привычками обязаны бороться их родители – меня, как равноправного члена социума, волнуют их общественные привычки и нормы поведения. Во-вторых… никто еще аргументировано не доказал, что… Что вы улыбаетесь, Тамара? Ну, ага, вы еще мне про легкие курильщика расскажите. Забитые черт знает чем. Знаю, видал я эти фото. А девяносто девятилетних стариков, живущих на Кавказе, кто-нибудь, интересно, вскрывал? Нет. А сколько народу курит до самого последнего дня и ни рака, ни отека легких?! А сколько народу не курит, не пьет, занимается спортом, потом схватил воспаление – и, бац, каюк. Та же эта, атипичная пневмония. Штабелями укладывала. Поэтому эти медицинские вещи – это все от лукавого…
***Она шла, распахнув свой плащик пожарного цвета. Все-таки роскошное сочетание – черный и красный. И рыжеватые волосы.
- Вы только это не скажите директрисе…
- Боюсь, скажу – сокрушенно признался я – Если я говорю об убеждениях, я врать не умею. И не хочу. На самом деле, сколько у нас, в педагогике, застарелых геморроев, понимаете? Мифов, табу. Вот один, который уж не знаю, какими силами Александра Владимировна и переступила, но… ни в городском, ни в областном «РОНО» не переступят! Он прост: в школе КАТЕГОРИЧЕСКИ НЕЛЬЗЯ оборудовать курительное помещение. Сейчас и для учителей, а раньше – попробуй заикнись об учениках. А в тридцатые годы, и в конце двадцатых, в школах официально вполне были «курилки». Знаете?
- Так это в двадцатые.
- ДА КАКАЯ РАЗНИЦА! Ну, есть мы стали лучше, пить лучше, одеваться. А натура-то не изменилась. Рай на земле не настал. Легче жить все равно не получается… только начали танцевать ритуальные пояски вокруг здоровья. О, Боже!!! Здоровье – это наше все, чище Пушкина.
Между прочим, повально почти курящий городской пролетариат ДнепроГЭС построил и войну выстоял, а точно также повально курящее фронтовое поколение страну из руин подняло!
Я помолчал, наблюдая, как она мягко ступает по тротуару и не разу не стукнет каблуками.
- На самом деле – курят. Ку-рят. И это факт, это 2х2=4, хоть бы весь департамент областного образования с голыми задами на улицу выскочил! Курят. Ну, и зачем тогда делать умное лицо и надувать щеки?! Ну, сделайте вы официальную курилку, чтоб девки с голыми пупами за угол школы зимой не бегали, так легче контролировать же будет! И усильте антитабачную пропаганду. Усильте, черт подери, в разы, кто вам не дает?! Стимулируйте. Пусть школа деньги соберет, допустим, по стольнику с родителя – и это будет Фонд некурящих. Экскурсии, поездки на концерты, летом – в Питер да в Москву. А? Да родители на такое и две сотни выложат, и три!- Да вы, Алексей Николаевич, социальный утопист…
- Ничуть! Я как раз реалист. Там, где Слово не работает – а оно не работает практически НИГДЕ! – там необходимо ПРИНУЖДЕНИЕ. Физическое или экономическое. Так американцы делают. Умные, практичные и истые. У нас, ИДИОТОВ РУССКО-САВЕЦКИХ, всегда «особый путь»! Народ-богоносец, чтоб он сдох!!!
Я так раздухарился, так размахался руками, что вдруг понял, что я ее пугаю. И вовремя затих, сдулся. Она снова ***рассмеялась, взяла меня за руку своими холодными пальцами – такими приятными, тонкими, как ножки хрустальных бокалов.
- Хорошо. Хорош-о-о! Я согласна. Вы знаете, в принципе-то я с вами согласна. Даже могу дополнить список мифов.
- Кого?
- Мифов, табу. Знаете, какие три кошмарных сна у директора школы?
- нет.
- Первое: сЭкс в школе. Именно так, через «Э». Второе: деньги в школе, в смысле азартные игры. Третье: сЭкс, деньги и проверка в это время.
- А пьянство?
- Пьянство в советское время относилось к числу «допустимых педагогических потерь». Знаете, есть такой термин у военных?
- Знаю.
- Так вот. Я помню, когда еще начинала в школе. На окраине школа, сталинской постройки, о-о, такие там стены, арки. Просто «Дни Турбинных»! Ну, район пролетарский, поэтому курени в туалетам и насмерть укушавшийся старшеклассник на линейке в порядке вещей были. Но! Один парень, видимо, начитавшись Льва Кассиля – была у этого писателя такая повесть «Будьте готовы, Ваше высочество!», он придумал страну Джунгахорию, «правительство», и конечно, какие-то деньги. По-моему они набирали их в сберкассах и на почтах – выброшенные лотерейные билеты. Они же помните, такие красивые были, с водяными знаками даже!
- Помню.
- Итак, на эти деньги продавались и покупались, конечно, как и положено: виллы, яхты, самолеты, машины… Он вырезал из журнала «Наука и жизнь» картинки, там публиковали, всяких БМВ, Мерседесов и фордов и вроде как продавал – потом перепродавали другие. Когда это каким-то образом вскрылось, был грандиозный, до облоно, скандал. Как это так?! В советской школе – и какой меркантилизм?! Духовный разврат и беспредел! Пацан едва из школы не вылетел.
- М-да. Жуткая история. Сперва играли в фантики в пристенок с крохоборами…
- …и вот ушли романтики из подворотен ворами! – весело закончила она – А вторая история случилась, когда я была зеленой-зеленой практиканткой. Тоже хрестоматийная. В школе была молоденькая учительница, которой в июне, что ли, оказалось нечего делать и она решила придти, в классе все вымыть и так далее. Ну, лето уже, жарко, она пришла, разделась до лифчика, натянула на себя шорты какие-то, шлепки на ноги и полезла на окно – шторы снимать. Ага… И тут открывается незапертая по оплошности дверь и заваливает ее класс – сдавали «хвосты», пришли поздравить ее с днем рождения. У нее он ожидался… Немая сцена.
Тут рассмеялся я.
- Представляю!
- Да. При этом почти босиком – в одних шлепках, без чулок-колготок. В-общем, она майку-то сразу натянула, слав Богу. А вот с шортами сложнее… В-общем, они попили у ней в кабинете чаю, оставили цветы и удалились. А потом кто-то этот эпизод слил. Господи, что было? Срочно собрали педсовет, отменили последние уроки. Судилище форменное. Я еще под горячую руку чуть не попала…
Но а вы-то тут при чем?!
- Да меня черт за язык дернул пошутить, что мол, хорошо, что не дала урок грамотного расставания с девственностью… чуть не убили. Я ведь, знаете, хулиганка была отчаянная, на язык острая…
И тут она смутилась, отвлекла острый подбородок. Потом через пару секунд, справившись с этой паузой, продолжила:
- …Помню, как одна учительница, пожилая, ветеран-отличник и все такое, побрякивая медальками на груди, кричала: «Мы, товарищи, всегда должны быть на переднюю краю! В окопах советской педагогики!». Ну да… Если мы в окопах, то в обозе, интересно, кто?
- Шлюхи, конечно. Как в любой армии.
Она и правда, хулиганка – расхохоталась во все горло посреди улицы. Зубы показала хорошие, крепкие зубы… эх! Потом тряхнула волосами, оборонила:
- А вы тоже не паинька… В-обшем, Алексей Николаевич, впереди у нас веселая жизнь. Будем ломать лед косности и вековой темноты, да?
- Ну. Если вы только мне поможете – виновато и осторожно сказал я.
Она погрозила мне тонким белым пальчиком.
- Только без перегибов! Хорошо? Ну, ладно, счастливо вам.
И красный огонек убежал от меня через дорогу, скрылся между домов, где прятался алчный зев супермаркета…

Отредактировано историк Яхонтов (2008-02-03 05:59:24)

Ну что, первый день в школе я провел замечательно. Походил-посмотрел, представился… конечно, это мне еще аукнется, наверно – глаза у «Старой гвардии" были пуговичные. Конечно. Ну, как я всегда говорю – Иншалла, на все воля Аллаха!
Да еще с этим Сережей  наговорился. Упрямый парень. Хороший, но упрямый. Все ему кажется, что взрослые хотят его в чем-то ущемить, как-то подавить. Нормальное дело: дочь моя в пятом классе такой же была.
Думаю я это себе так, неспешно, думаю, что надо сейчас до пивного киоска дойти, взять стаканчик ледяного, моего, любимого и шашлычок я не пробовал, за киоском открыли. День роскошный, это золото осени, растеплелось, градусов пятнадцать точно есть, а может и больше. И вот заворачиваю за угол школы, через пустырь. И останавливаюсь.
В старой теплице, разрисованной граффити самого богохульного содержания, сидит девушка. Картина в стиле «Аленушка»: ржавые стальные ребра над ее головой – как клетка. Точнее, «Красавица и чудовище». Так вот, останавливаюсь я потому, что девушка плачет. Нет, не курит тайком – тогда бы тут же сделала вид индифферентный и скучающий, и не ждет кого. Плачет, утирает слезы худым кулаком. Блондинка, похоже натуральная, курточка голубая под горло, юбка клетчатая, длинная – хорошая ткань, клеточкой, как шотландка, сейчас такое стоит денег безумных.
И самое печальное то, что девушка из того самого моего класса – уже два часа, как моего. Я мнусь на месте, туда-сюда. Потом решительно достаю из кармана дежурную пачку «примы» и иду к девушке. Кряхтя – это от смущения! – сажусь рядом на прохладный кирпич.
- Привет – говорю как можно более спокойно – Проблемы. Да?
Она только молча кивает. Блин. Везет мне на молчунов. Но еще и слегка сдергивает юбку с колен и показывает: на костлявой коленке под продранными колготками – офигенный кровоподтек и засохшая сукровица.
- Упала? Да… Ты идти можешь?
Она мотает головой – нет; я не успеваю выразить обеспокоенность, как она выставляет вперед правую ногу. Ясно. Барахольные закрытые модные туфли с какими-то вышивками. Но - порвались, лопнули по всем швам, как от разрыва осколочной гранаты. Они просто разобраны на составляющие. Правая – левая цела.
- Упала… нога подвернулась… - тихо говорит девушка.
- Гм. Тебя как зовут?
- Юля.
- а меня Алексей Николаевич…
- Да я помню. Вы нам сейчас рассказывали…
Я хмыкаю. Да уж! А я вот ее не заметил как-то, да и вопросов она, похоже, не задавала. Скромница. А глазищи огромные, светло-карие, утопленные в лицо и от того – кажущиеся еще больше. Два таких озера в горах смуглых скул.
- Ну, в общем так… А дом далеко.
Снова мотает головой. Волосы колышутся желтой волной.
- Нет. Через квартал.
- О, так тогда все просто. За тобой вон теплиц. Заходишь, снимаешь колготки. Я покараулю. Вместе с туфлями выбрасываешь в мусорный ящик. И идешь босиком. Погода-то вон, смотри… теплынь Леня.
Она медлит.
- Ветровку сняла, в руки и все. И будешь такая летняя девочка, радующаяся солнцу.
- Я не могу…
Опять еле слышно. Медленно и зачем-то оглянувшись, расстегивает «молнию» куртки. На худой шее – так называемый «строгий ошейник». Из шипастых металлических блях. Знаю, видел такие на собаках. Я снова хмыкаю.
- Круто. К этой прибамбасине надо еше высокие сапоги, кнут и наручники… с мехом. Это тип модно так, да?
- Да… но я… я не хочу в этом идти.
- Так сними, господи!
Что-то такое тут темное, непонятное. Я допускаю, конечно, чтобы 11-тиклассница ревела из-за развалившейся босоножки и прорванных колготок. Это для них вселенская катастрофа, эти их каблуки. По сравнению с эти голодающие дети в сомали – херня собачья, да, я понимаю. Но что-то тут не то…
- Не мо… не хочу.
- Мдя-а. Странно получается. Прямо ребус. Это модно, и ты это носишь, но идти в этом не хочешь, потому, что не нравится… Логики – ноль. Ладно. Ну что, такси вызывать или на руках нести. Первое дорого, второе тяжело, я тебе честно признаюсь.
Она поднимает на меня эти вот глубокие глаза. Мимо школы ветер весело гонит теплую пыль, рассыпанную безалаберным летом. И загустевший, свалявшийся тополиный пух.
- Я тебя проводить могу, Юля. Только так.
- а вы… - она через силу улыбается – Вы тоже босой пойдете?
- Я-то? Да легко!
- Но вы же… в костюме… в галстуке.
- Оссподя. Галстук снимается вот так – раз! – и в карман. Пиджак снимается и вешается на руку, он у меня вельветовый, не страшно. Рубашка расстегивается – и р-раз! Шиблеты с носками снимаются, джинсы закатываются… ну, что, продолжать?
Она поднимается, откидывает в сторону эти свои полуразрушенные обуви и идет под своды теплицы, каменной ее части, прихватив в собой пакет. Понятно.
Я быстро освобождаюсь от своих желто-коричневых плетеных мокасин. Да асфальт теплый, его нагрело солнце за почти целый день.
Юля выходит из своего убежища; в руках у нее тот самый ошейник, куртка. Кофточка, трогательно белая, на худых плечах, как на вешалке. Ба, да это перешитая мужская рубашка. Из-под края клетчатой юбки выглядывают очень худые, но тем не менее, достаточно загорелые ступни.
- Ну, пойдем…
Мимо школы нам проходить, к счастью, не нужно. Вниз, по щербатому тротуару, мимо сосен и берез, ми молчаливых «хрущоб». Я иду небрежно, с удовольствием шлепая по шершавым тротуарным полям, а девушка – осторожно, как по тонкому льду на реке. Откидывает со лба волосы, спрашивает:
- Скажите… а почему вы там, ну, в классе, «Дом-3» порнографией назвали?
- Вот как! Порнография от греческого pornos, то есть плохой, грязный. Не в смысле грязный по морали, а нехороший, некачественный, негодный в пищу, например… Так вот, это «Дом» - это ненатуральный продукт. Все искусственно. Они там ссорятся, мирятся, типа «влюбляются». А на самом деле бабки отрабатывают свои. И все.
- Так они там… у них такие разборки.
Я смотрю на нее с улыбкой. Ей и непривычно, и приятно, похоже.
- Ты знаешь, сколько там психологов в проекте? И они им выдумывают все эти разборки, конфликты, стравливют их… все ненатурально. Ну, какой кайф смотреть, как какая-нибудь бузова-хренузова лежит на диване, чешет пуп и треплется по мобильнику?! Тем более, что это все за деньги. Понимаешь, можно есть ненатуральные продукты, пить ненатуральный кофе Это еще полбеды. Но для нормального хомо сапиенс, человека разумного, потреблять ненатуральное чтиво, фильм или еще что-там, это… как вы это говорите? Срамотно?
- Стремно.
- Во-во. Видишь, я вообще курю трубочный табак. Но если его нет, то вот – я показываю ей пачку сигарет – «Прима». Самые дешевые из самых простых. Ни ментола, ни химии, ни селитры, которые в ваши тонкие сигаретки пихают… Не здорово, конечно, но здоровее, чем «Парламент» курить.
- А кофе, оно же только если молотое…
- Он.
- Что?
- Кофе мужского рода. Сейчас идиот разрешили средним родом называть. Это тоже стремно.
Он смеется. И забывает, что идет босиком по осенней улице, с таким же взрослым раздолбаем.
- Вы всех так поправляете?!
- Да. Всех. Увы мне увы! За это и страдаю.
- Понятно…
- Так вот, это ваш «дом», «сашамаша», потом про Букина этого, клинического дебила и клинической дебилкой женой… это все порнуха. Реальная. Тухлая и невкусная. Яд для мозгов.
- Погодите… А вы сами что смотрите?
- Фильмы. Вот, например, «Крепкий орешек-4» посмотрел. Отлично сделанное кино. «Поезд на Юту» тоже неплохо. Я люблю вестерн, или боевик, где все взрывается и горит, «Годзилла» Спилберга неплохая.
- Так там же все ненастоящее!
- А это другой вопрос, Юля. Если действие, драйв, заводи и цепляет, то это вот… натуральность эта – это ерунда. Это уже само по себе сказка, а сказки существовали в древности именно для этого. Чтоб цепляло. Я смотрю – вот рвануло, вот он бежит, ох, упал, повис, одной рукой держится, туда-сюда, а щас злодей ему… переживаю. И это главное. Но тут другое: ЕСЛИ ВСЕ ЖЕСТКО, ДОБРОТНО, СО СМЫСЛОМ, КРУТО – ТО МОЖНО ПРОСТИТЬ НЕНАТУРАЛЬНОСТЬ. Не это главное. Например, «от заката до рассвета» смотрела…
- Неа. Там крови много…
- Да ерунда это все… Хороший фильм. Со смыслом.
- А вы… - она мнется – ну эту, эротику смотрели?
-Я хмыкаю. Ну, и что вот бы сейчас мои коллеги ответили?!
- Ты знаешь, гораздо лучше Порнухи, которая тоже шлепается за деньги и в которой сюжетов – раз, два и обчелся. Или вот «9/1 недель» - классика жанра! А эти ваши «дома» - это жевачка, тьфу, яд голимый. Для лохов и лохушек, которые верят, - типа о, это все реально, по настоящему!
Мы дошли до конца улицы – надо перейти дорогу и нас ждет базарчик местный маленький базарчик, где… я понимаю, отчего девушка настораживается и смотрит на босые ноги, уже испачканные сентябрьской пылью.
- Боишься, что тебя в таком непотребном, как все думают,  виде увидят?
- А вы? Не боитесь? – она впервые дерзко смотрит на меня, широко открыл глаза.
- Я?! Юля, я отработал свое, вышел из школы, все, я не учитель, у нас не поход и не классный час. Я свободный от общества… до известных пределов, человек. Я сам себе хозяин, понимаешь?!
Она не отвечает. Переходим дорогу и пятки липнут в недавно залитом, и еще не приобретшем твердость гудроне.
- Ай!
- Что?
- Да камешек… ничего.
- Между прочим, босиком полезно ходить особенно весной и осенью.
- Почему?
- Весной земля вся разрывается от своих соков… сил. Говоря, даже магнитные полюса смещаются, или местные аномалии. Биополе зверское. Оно через ноги силой накачивает.
- А если… в обуви, то никак?
- Увы. Микроточки на твоей ступне замозолены, затерты обувью – тоже, кстати, химией. Они спят. Они не чувствуют, это экран.
- А осенью?
- а осенью другая интересная штука. Все вроде бы умирает, все отцветает… Но ведь деревья сажают осенью! Чтобы природа их снегом, укрыла, обогрела. Дала зернам прорасти. Поэтому у земли сила особая. Успокаивающая. Она одновременно и силу дает, и снимает весь негатив, все отрицалово из организма.
Она смеется. Смеется громко, и совсем забывает, кажется, о своем статусе.
- Ага! А летом.
- А летом просто здорово! Легко и прикольно.
Я иду дальше. Ну вот, оттаяла барышня… Что еще сказать? Как еще ее увести от маленькой трагедии, подкараулившей ее сегодня? Спрашиваю неожиданно:
- Юля, а ты стихи пишешь?
Она смущается:
- Я?
- Почему нет?
- Ну, я же блондинка, значит, дура.
- Тьфу!» Насмотрелись «саши-и-маши»!
- Ну… пишу. У меня подруг, с Гэ класса, Оля Бердянчкива, тоже пишет.
- Вот это здорово. Хочу, знаешь, сделать костюмированный поэтический бал…
- А это как?
- Ну, допустим, ты читаешь стихотворение… ну, того же «Онегина»! Я к вам пишу, чего же боле… И одеваешься в пушкинскую Татьяну. И в этом платье стихи читаешь! Круто ведь будет?!
- Ну, да…
Мы проходим через весь базарчик, мимо рядов с китайским шмутьем. Я с тоской смотрю на синюю крышу пивного ларька. Эх, подойти бы сейчас, ледяного бы махнуть… Нет. Не надо. Это слишком. Переживу. Я и так монстр какой-то антипедагогический.
Ну, вот и ее дом – обычная «хрущевака", Она с видимым облегчением оглядывает двор. Что, боится тут встретить кого-то? Я жду. Юля оборачивается ко мне.
- Спасибо… спасибо вам!
- Да не за что.
- Ну, я пойду тогда?
- счастливо.
Она переступает на теплом песке двора голыми ногами. Мнется.
- Только… только вы об этом… ну, что сегодня, никому не говорите, хорошо?
- Могила! В обмен на ответную любезность: ты тоже ничего и никому, о том, как гуляли и о чем говорили, ага?
Она улыбается.
- Обещаю.
- Ну, тогда удачи.
Она входит в подъезд, снова опасливо оглядываясь. Я провожаю ее взглядом, а потом, беззаботно помахивая мокасинами и пиджачком, иду почти обратно – к пивному ларьку. Я заслужил, черт подери, или нет?!

Тачка - отпад,мне б такую!(смеюсь)

Ого! Какая машина у нас стоит во дворе, правда, "мертвая", вон "галстук", на котором ее приащили, лежит... ГАЗ-24! автомомобиль, слепленный из "Мерседеса", "Джипа-Вэгонир" и "Форда". Неубиваемое чудо советской автоиндустрии. Капот открыт... ОГО! ЭТО ЧТО ТАКОЕ? Ну-ну. я скромно промолчу, пусть наши спецы по автоделам скажут, что это за зверь... а табличка на приборной доске впечяатляет, однако...

Уж простите, Андрей Вячеславович, за вмешательство... хоть я и гуманитарий... Под капотом - V-образная "восьмерка" от ГАЗ-13 "Чайка". Такими машинами с середины семидесятых комлектовали 8-е Управление КГБ СССР, Минобороны, ГРУ... заслуженная машина! Развивает скорость до 240 километров в час, сама же легкая относительно...
А насчет гаек я согласен. Обязательно в классе скажу. У меня такой Роман Крайнев есть, вот его бы сюда: пусть с разводным ключои покривляется!

После уроков возвращаюсь с Федькой Лазарем. Ему в торговый центр за дисками, мне просто на остановку. На душе кисло. Федька это понимает. Он вообще едва ли не единственный, кто меня в классе понимает.
- Да забей – говорит он равнодушно, начиная разговор с полуфразы, как будто мы только и говорили с ним про это – А хочешь, я ее в порнуху прикатаю?!
Федька – первый во всей школе  поставщик порнографии, если кто не знает. У него самого коллекция из 250 дисков, он записывает, копирует и… нет, чуть не сказал: «продает». Не продает. Федька умный, у нег брат в милиции, в ОБЭПе. Федька меняет. А вот контент, полученный в результате обмен, продает. Он – гений в разных фотошопах и может легко приклеить голову макаки из зоопарка к телу Моны Лизы, и никто не заметит фотомонтажа…
- Не – говорю я, подумав – Не надо. Ну ее.
Федька подпинывает камешки по дороге. Носит он все черное, кожаное, и сам черный, с круглыми очками. А еще - Федька лысеет справой стороны, но совершен этого не стестняется; говорит – родовая травма, мол.
- А че ты ей задвинул-то такого?! – спрашивает он наконец.
- Ты правда, не слышал?
- Неа. Я смотрел, сколько у меня мегов места осталось на флэхе.
Я кратко пересказываю ему мое предложение Элле. Он фыркает:
- Ну, и че? Прикольно было бы. Если она такая крутая, как вы глядит… могла спокойно так сделать.
- Ну. Я тоже подумал. Ты на нее посмотри! Она же круче некуда выглядит.  ТриО перед ней просто – детсадовки. Ну, вот я и подумал, что типа «на слабо» взять…
- А если бы она сделала? – хитро блеснув очками, спрашивает Лазарь.
- О! Тогда бы зауважал… не знаю как. Вообще, до смерти.
- А если б она тебе предложила с ней вместе? Тож в шубе и в трусах?
- Тогда бы… тогда бы, нет, наверно – честно признаюсь я.
- Зассал бы – резюмирует Федька – О чем и базар. Вечно тя, Диман, тянет куда-то… к таким людям, от которых подальше надо. На фиг тебе такая крутая телка, какую ты себе мечтаешть?! Так и будешь всю жизнь по морде получать.
Мимо проползает автобус, полный пассажиров. К стелам прижаты телами детские мордочки – наш мелюзга.
- Вообще-то, вам обоим позавидовали – раздумчиво говорит Федька в унисон моим мыслям – Ей, дуре – девки. Тому, что ей вообще кто-то там что-то такое сказал… достойное пощечины. А тебе – пацаны, потому что никто из них до такого не додумается. Ну, типа так цепануть.
- Почему?
- Потому. Бонд – он просто всех в упор не видит, кроме своих прыщей. Гяуллины – Лазарь снова фыркает, на этот раз презрительно – Тоже мне… два брата-акробата. Ревский матом бы просто ее обложил, и все, фифу. Так что все ништяково, старик!
Мне нравится еще это вот «старик». Это от Федькиных родителей – диссидентов там каких-то, отец даже в лагере успел посидеть при советской власти, выпустили после перестройки. Старые еврейские интеллигенты, знакомые Галича.
- Да ладно… Я просто думаю: она бы сделала или нет.
- Да навряд ли. Она слишком практичная. Это внешнее все, понты.
- А мне кажется, она добрая. Только действительно, изображает из себя такую….
- Проститутку типа супердорогую  изображает – просто резюмирует Лазарь – Типа как с моих картинок. «ТриО» хоть не прикидываются, такие и есть… ну, а тут чисто театр. Слушай, а тебе ж Вика навилась?
- И сейчас нравится – угрюмо говорю я, хотя и радуюсь переходу темы.
- Так, может, она знает и просто типа… заигрывает? Влюбилась, может в тебя?!
Я ненатурально смеюсь.
- Это ты зря. Бывает, у таких девок от обыкновенных крышу и сносит – Лазарь причмокивает губами – Тебя же «Трио» тоже за мозги ценит.
- Ну – вяло говорю я – пишу им кое-что.
- А я тоже им работку одну делаю. Ну, там, перегоняю кое-что, рисую. Не, он клеевые, они работу и мозги ценить умеют. И гонора меньше – там все по понятиям. Вита, конечно, безбашенная, но ее Варька держит.
- Главная, да?
- Мозг. Вита – это так, типа у них кризис-менеджер. А Вика – он усмехается – ну, как честный ОМОН.
- Ясно. Как ты думаешь, что со школой будет? Форма эта…
Лазарь смеется, показывая меленькие зубки.
- Знаешь, как нашу школу называют?
- Нет…
- «Ипанутая».
- Вот как?!
- Ну. Слишком много челов ярких, училок монстрячих на одном квадратном километре. Но… фигня. Яхонт всех замесит. Чую я.
- Точно?
- А те как хотелось бы?
- Тож хотелось…
- Гы! Только это в лучше случае к концу года будет. Ему Шиллершу завалить, Коломенскую... Версту эту и Стелку. Знаешь, какое у нее погоняло новое?
- Нет.
- Корова Стеллера. Морская корова Стеллера… Г-шки в анатомии разбирали шкафы, масса плакатов по зоологии нашли. Ну и вот… прилепили. В-общем, завалит он их. Но не сразу.
- Да-а… фиг там. Они же завучи.
Лазарь зачем-то оглядывается и приглушенным голосом говорит:
- Не фига! У них тож косяков полно. Ты в курсах, что Коломенская с одним пацанов с 10-го типа… ну, иногда… ну ты сам понял, блин!
- ДА ТЫ ЧТО???
- Тихо! Я тебе не говорил. Шуртис – воровка прожженная, ее ОБЭП давно пасет. А про Шиллершу… не, про нее я говорить не буду, это так, догадки.
И он умолкает, зная, что я расспрашивать не буду. Я не Лена Часик. Перед тем, как свернуть к сверкающим корпусам Торгового, Лазарь спрашивает небрежно:
- Так ее… не прокатать по фоткам? Это пять сек…
- Не надо – улыбаюсь я – Ты знаешь, у нее руки красивые. И ладошка такая нежная… я успел почувствовать. А ноги, я думаю. Вообще суперские. Не надо… Она хорошая.

На том и прощаемся.