Николай Владимирович, я вам ваш кабинет будущий покажу. Тут у нас биологию ведут и иногда - технику безопасности, общий инструктаж... Ой! Вот же мерзавцы!!! Не успели начть занятия...
Отредактировано Секретарь директора (2008-02-21 19:31:58)
Песочница |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Николай Владимирович, я вам ваш кабинет будущий покажу. Тут у нас биологию ведут и иногда - технику безопасности, общий инструктаж... Ой! Вот же мерзавцы!!! Не успели начть занятия...
Отредактировано Секретарь директора (2008-02-21 19:31:58)
- Хех, вижу класс веселенький...и еще на стене безобразие устроили. Может устроить незапланированный субботник силами учеников? Как думаете?
Николай, вот это правильно! Вот это по-нашему!!! как нагадили, пусть и убирают... Тем более, что тут побывал утром только 11-Г, я узнакала. Им открыли этот класс для биологии, которую перенесли... Так что как говороится, вперед и с песней, пойдемте сейчас и возьмем их за шко да на солнышко... У наих классный рукводитель - кто?
- Не Яхонтов случаем? Надо будет узнать. Все же странные дети, никакого чувства ответственности и уважения. Нарисовали бы на доске, посмеялись бы все вместе, да забыли, а тут, имущество портить. Зря...
стою в дверях и боюсь глаза поднять... вот же мерзавцы!!! опять Ковригина??? Потом набираюсь мелости, подхожу к анатому и говорю в его прямую спину:
- Николай... Владимирович... это я со Збруевой - классная... но я не могу... я не знаю, как с ними правиться!!! Может, действительно, к Яхонтову...
Резко обернувшись, сказал:
- Юлия, спокойно! не позволяйте им растраивать себя, они этого возможно и добиваются. Чего-нибудь придумаем. Пойдемте к Яхонтову, может чего подскажет
Мне дико, дико, дико стыдно!!! Ирина олеговна то убежала, как всегда, вся н разрыв, а я стою. господи... Субботник... я говорю растерянно:
- Да я... я конечно, я держусь, но... двайте, я это все сама уберу, ототру!!! но я не знаю, чем... это же нге мелом нарисовали! это краской какой-то, из баллончика... господи, да чтоже делаь-то??? не придут они на субботник никакой, это точно!!!
Только что вернувшись из учительской и как раз вовремя:
- Нет, погодите. Если они почувствуют свою безнаказаность, тогда вообще будут творить что захотят и никакой управ на них не найдешь. Нужно придумать как их загнать на этот субботник... Пойдемте к Яхонтову, может чего посоветует...
Про себя думаю - я же видела это, когда пыталась туда посмотреть, интресно, все-таки, он как, тож свой кабинт оформил, как историк? вот и думаю: это убрать надо, еконечно. А "за" субботник. Я - приду, вот.
Кстати, Николай Владимирович, а в какой форме приходить? как одевацца???
Смотрю, как Лена шушукается с остальными девчонками - с Лилей и Гужбановой. Замечаю:
- По-моему, инфантильность чистой воды. Мы не в пятом классе, что "субботники" устраивать! Пусть найдут того, кто это сделал, оштрафуют и за эти деньги наймкт техничек, чтобы вымыли... Детство какое-то!!!
Договорились, что первый удар я возьму на себя. Юлия объявила, конечно, но я себе представляю, Как она это сделала! Типа: ребята, помоем полы, ототрем надпись, а потом будем пить чай… Гм. Чай. Чай они и дома попьют. В-общем, учитывая исключительную сложность текущего момента, я договорился, что пой2ду первый, а Николай и Юлия подтянутся минут через десять. Ладно. Я легонько трясу молодую женщину за плечо: «Юля, только не раскисать!» (она похожа на маленького мышонка), у Николая осведомился, можно ли называть его «Николай», отлично – можно.
Иду в анатомию. Второй этаж, напротив девчоночьего туалета. Захожу. Еще даже не видя, кто собрался, бросаю весело:
- Ну, что, привет, хунхузы!
…Да, как и предполагал. Те ж лица. То есть тех, которых я мысленно исключил из процесса, и не пришли. Естественно, нет ни «Принцессы» Крутиловой, ни Баканской, ни гламурной Налькич. Особенно радует вдохновенное лицо Вадима Липперта – красив парень, красив, мерзавец, суровой мужской красотой, с таким бы я в разведку пошел! Из парней – он, Ильнур и Благовецкий. Таня Арнольди, как всегда, в учебниках – что-то учит. Тулатипова с Федоровой и Гужбановой в стайку собрались, трещат, хохочут. Грибова стоит, как засватанная, до сих пор с ужасом глядит на черную пачкотню на стене. Ого! Вот кого я не ожидал увидеть! Рита Галиева. С головы до ног напоминаюшая африканскую газель – ничего более точеного, тонкого и изящного я в жизни не видел. Девушка с удивительным взглядом, которая никогда не смотрит в глаза. И Сытжакова не ожидал… Ханум? Ну, посмотрим, какова эта «ханум» в деле.
Первой, кстати, она и реагирует:
- Хун… А почему хунхузы?
- Потому, что хунхузы – китайские бандиты – доходчиво поясняю я – а вы кто после того, как допустили эту, так казать, богомерзость? Все, коллективная ответственность, дамы и товарищи.
- А ваши тогда кто? – весело выкрикивает Федорова.
- Мои – башибузуки. Это личная гвардия последнего турецкого султана, пришедшая на смену неуправляемым янычарам… Своих-то я уже выдрессировал! Понятно? Так, теперь к делу. Сейчас мы будет убирать, а потом будем вселиться…
В дверях какой-то грохот. Я оглядываюсь. Мои? Рано. Нет, не они. В кабинет врывается Лена Часик, забавная девушка, похожая на заводную белочку. Едва не рухнув – зацепилась каблуков босоножек о порог. Сегодня на ней беленькие-беленькие носочки на телесного цвета колготки. Эх, вкусы, вкусы!
- Драсьте! – громко говорит она – Я не опоздала?!
- Что вы, милейшая. Ничуть-с.
- А полы мы мыть будем? – осведомляется девушка, небрежно бросая свой «деловастый" кожаный кейс на парту.
Класс вздрагивает от хохота. Часик обиженно поворачивается:
- Ну, че ржете-то? Я просто так спросила!
- Ладно, ладно. Будем мыть, вытирать пыль, ревизовать содержимое шкафов… а потом веселицца – добродушно успокаиваю я.
Но Ильнуру, не терпится проявить себя.
- А где будет веселицца? Тут?
- Веселицца находится в конце деревни – для особо остроумных. Анекдот такой знаешь?
- Не-а…
- Вот и не надо. Так, вопрос такой, граждане… СПИРТОНОЕ КТО-НИБУДЬ ЗАПАС?!
Повисает напряженная тишина. Благовецкий как-то вымученно улыбается, Ильнур вертит головой, Липперт хмурится, Арнольди поднимает голову от учебника, Грибова растеряна, Федорова хихикает, Сытжакова только… Сытжакова! Точно! Я делаю снайперский выстрел, на удачу:
- Гульнар! Колись…
Девушка усмехается. Ох, люблю я казашек-метисок. Эта степная гордость… невыразимо! Негромко произносит:
- Сдать?
- До особого распоряжения – говорю я, стараясь смягчить тон – На ответственное хранение.
Класс, притихнув, следит, как Гульнар, цокая каблуками сапожек, идет к ведру с тряпкой, деликатно отставленному в угол, сдергивает с нег синюю тряпку и достает пластовую бутыль с багровой жидкостью. Обернувшись на меня, она хладнокровно поясняет:
- Это молодое вино. Вишня и гранат. Мой папа делает…
- Очень рад. Но… дура лекс сед лекс.
Едва я успеваю убрать бутылку в коробку под учительский стол. Как заходят Юля и Николай. Класс бурно радуется:
- Юлия Ираклиевна! Николай Владирыч! Щас все сделаем ништяково!!! Не беспокойтесь.
Я поздоровался с ребятами, посмотрел на историка. Тот рукой машет: давайте задания, мол, кабинет же ваш. Смотрю на ребят. Как там у нас комполка говорил? Солдат без задания – не солдат, а офицер без нагоняя – инвалид. Ладно. Парней я сразу выделяю в отдельную летучую группу поддержки. Даю им задание: по первому зову помогать девчонкам. Но основная задача – сколотить все парты и столы, провернуть-дожать все шурупы – мебель тут ветхозаветная, ничего нового, два парты еще с откидными крышками. Кошмар. Да, видать, об анатомии тут не пару лет, а лет пять не вспоминали…Сразу отсылаю их в труды за ацетоном, на что девчонки, особенно шустрая Федорова вопит: «Нельзя! Ильнур разобьет обязательно!!!». Я отряжаю им в помощь серьезную Грибову.
Федорова, Грибова и Галиева – как самые высокие, будут вешать шторы, выданные Шуртис и приготовленные к повешению. В Сытжаковой и Часик я сразу угадываю дотошность и хозяйственность: они займутся цветами, которые тут превратились в солому – впрочем, возможно, как-то еще можно реанимировать. Арнольди и еще одной девочки, появившейся тоже с опозданием – тихой чернокудрой Наташе Михайловской, даю задание провести ревизию шкафов – что там, я, признаться, и сам не знаю. Тулатипова с Гужбановой путь вытирают пыль… Хотя нет – Лариса и Зоя пусть займутся оттиранием надписи. Работа эта скрупулезная.
- А полы-то мыть будем??? – это спрашивает Лена Часик.
Класс закатывается громовым хохотом, но отчего такая реакция, я понять не могу. «Будем, Лена, будем!». Тогда Лена рвется идти с Ларисой и мальчишками: «Я тоже за ацетоном схожу!!!»; я что-то возражаю, но Часик неумолима: «А тряпки??? Руками оттирать будем???».
Оглядываюсь на историка.
Ну что, Алексей Николаевич, процесс пошел?
Отредактировано Н.В. Блэкмар aka Necro (2008-03-03 07:45:47)
Какие все они нарядные! Как же они будут убирать?! Я, правда, тоже сегодня в белых джинсах пришла, не подумала. Помогаю девчонкам со шторами. Им придется вставать на подоконники – стремянки нет. Рита Галиева неуверенно озирается вокруг, потом, видно, принимает решение и снимает свои босоножки. Ступни у нее под колготками длинные узкие, нежные такие – она ведь испачкает их! Подоконники в пыли. Поняв мой вопрос, Рита улыбается: «Ну, это ж лучше, чем упасть!». Федорова лезет на второй край подоконника: «Юлия Ираклиевна, а вы подавайте пока!». Увидев, как боязливо ступает Рита по подоконнику со давно вспучившейся белой краской, она наверняка действует из солидарности. «Погоди, Ритка!». И избавляется от своих кроссовок. У нее яркие, в каких-то звездочках, шерстяные носочоки. Я подаю им шторы. Половина пластиковых креплений на металлических гардинных полосах задубели от времени, ломаются под их пальцами…
Появляется наша процессия. Вадим тащит огромный просто ящик с инструментами – молотками, шурупами, гвоздями. Ильнур и Благовецкий – ржавую стремянку. Впрочем, девчонки, посмотрев на нее только, в один голос отказываются от такой «помощи»… Часик – бутылку с прозрачной жидкостью, которую прижимает к животу. Лариса – ворох тряпок. Я говорю: «Лариса давай уже ты оттирай тогда, я девчонкам помогу!». Правда мне, при моем росте приходится вставать на цыпочки, ремешки босоножек больно врезаются в ноги, но, в самом деле, не разуваться же мне!
Историк удивляется: принесли не ацетон, а толуол, точнее, какую-то специальную жидкость… А где взяли. Часик говорит, что ацетона не нашли в трудах, пришлось идти в химию. Неужели химичка ключи дала? Оказывается, там Ковригина. «Она скоро придет!» - жизнерадостно говорит Часик. Историк чему-то удивляется, но я уже не вслушиваюсь, надо подавать девчонкам шторы…
Очень странно, что в кабинете химии, куда. Насколько мне известно, Аделия Адольфовна не запускает даже на перемене, кто-то есть – а ее самой нет. Ладно, к делу пожарной охраны, как говорил Остап Бендер, это не относится… Я начинаю разбирать с парнями архив железяк. Мдя. Шурупы все старые со следами каски и гнутые, гвозди – вообще слезы. Помучаемся мы. Липперт рывком снимает кожаный пиджак, джемпер, остался в какой-то простецкой майке, и сев на пол, начинает аккуратно выпрямлять гвозди на куске железа. У него хорошо получается! Боковым зрением я вижу, как Федорова и Галиева пытаются сдвинуть тяжелый горшок с лохмами каких-то растений. Пихаю парня в плечо:
- Саш… ну че стоишь?! Помоги девкам.
То недовольно идет к окну. Отпихивает Федорову, берется за горшок. Двигают. Слышен визг: все поднмают головы.
Галиева, сидя на корточках, прижимает руку к губам.
- Ты мне ноготь сломал… два даже! – плачущим голосом говорит она.
Но… господин Благовецкий и не думает извинятся. Бурчит: «А че ты… я ж те сказал… че отрастила?». И натянуто улыбается – как бы своей шутке. Федорова и Сытжакова, бросившая ради этого цветы, набрасываются на него… Благовецкий вяло огрызается. Рита жалобно смотрит газельими своими глазами.
Вот же странная парочка. Он весь такой на вид добрый, светлый, позитивный… А внутри видно – стервец. И эта… Лицом – типична утонченная стерва, кошмар. Но что-то доброе в ней, что-то тонкое и нежное. Ладно. В конце концов, надо работать.
- Ильнур! Саша! Ходите сюда!
Ну, исчо бы пацаны растворитель нашли! Их Шуртис как шуганула от трудов. Вадька, он типа благородный, он что-то попытался возражать, но она набычилась и как давай отжигать! Типа, кто он такой и кто такая она. В-общем, если бы мы на вику не наткнулись у туалетов, пришлось бы без победы возвращаться. Ну, вот, и химию открыли, и тряпки с помойки достали. Ну, в смысле – из подвала, куда рухлядь складывают. Самое то.
Мы с Лариской тоже на шторы падаем. Ура! Частично мой план сбывается. Я сбрасываю босоножки, на которых давно ремешки уже расстегнула и лезу в носках. Ларка стесняется, и остается в своих кроссовках. Кстати, окна открыли, потому, что в классе пахнет ацетоном уже, кошмар. Ну, Ларисе типа холодно (хотя вообще, никто не протестует!), и она слезает – я, мол, буду лучше отчищать надпись. Да давай, флаг в руки.
Там пацаны грохочут, парты сколачивают, Ильнур все время роняет молоток – то на себя, то на Липперта. Какой парень красивый… А я все не знаю, как к нему подойти…
А Блага, конечно, сволочь. Он ведь специально горшок с этим сеном не удержал. Он Ритку ненавидит. За то, что он такая тонкая и элегантная, а него внимания не обращает. Как-то видела: галстук два аза поменял за один день. Хотел выпендриться. Но Ритке тоже нужен настоящий мэн, а не Блага.
Короче, шторы мы повесили. На всех окнах, кроме самого крайнего. А там крючочков не хватает. Можно снять с другого конца, но там большущая кадка с фикусом ил с пальмой. Ее надо оттуда убирать, а то не долезем…
Где, кстати, Элла! Вот она бы сейчас помогла… Высокая же, она кака раз бы на шторах пригодилась… а то эти крючочки, пока дотянешься.
Но она все-таки вряд ли придет. У них в Америке наверняка, что такое «субботник», не знают – все за деньги.
Работа полным ходом идет. Ильнур и Вадим подбили почти все парты. Молодцы! Липперт – аристократ. Ох, видно сразу! Сосредоточен, спокоен. Два раза просто вдруг откладывал молоток или отвертку и шел к окну. Я сначала не понял… Потом смотрю – он помогает слезть с подоконника то Рите Галлиевой, то Грибовой; то Лиле Федоровой. Я-то сам у шкафов, чихаю от пылт… столько интересного открывается в своем кабинете. Рассматриваю таблицы, какие-то крашеные страшным багровым и странным фиолетовым муляжные внутренности, извлеченные из шкафов. Нм для полного счастья не хватает еще скелета…
Лариса, присев на корточки и спустив на пол длинною свою юбку, зарываясь подбородком в ворот свитерка, напряженно трудится над смыванием надписи. Не выходит это легко… Где же эти дети нашли такую краску, интересно? С ацетоном как-то странно реагирует: не оттирается, а растекается... Грязные струи ползут по стене. Грибова рассматривает их, потом придвигает к ним лицо. Я ничего не могу понять. Близорукая, что ли? А где очки?!
- Лилька, дай тряпку чистую, скорей! – кричит Лариса.
Федорова бежит с тряпкой. Откинутая назад рука Ларисы ловит не тряпку, а федоровское колено…
- А-а-а, ты смотри что делаешь-то! - кричит Федорова, увидев черное маслянистое на своей джинсовой коленке – Блин! Мне только вчера купили.
Она видно, не совсем понимает, что это не гуашь.
- Чего? – Лариса не понимает, приближает лицо к коленке Лили (которая оттирает злополучное пятно) и… получает этой ладонью по носу.
Разумеется, нечаянно. Но от этого не легче – носик Ларисы становится клоунским, только не красным, а угольно-черным… Лиля ошарашено отдергивает руки.
- Блин! Я не хотела…
Народ собирается вокруг пострадавших; Лариса поднимается с колен, опрометчиво хватается за рукав кофточки Тулатиповой и… там тоже оставляет черный след.
- Ларка, не трогай никого, ты черная вся! – кричит Зоя.
В воздухе пахнет грозой. Я бросаю рассматривать схему пищеварения, решительным шагом идет к девушкам.
- Так, девушки, что за фигня!, - вмешиваюсь я, твердо решив предотвратить развитие сцены, - А ну марш отмываться, а то водой оболью для охлаждения...За одним и отмоетесь… Ну? Мыло, и еще раз мыло. Краска ацетоном уже разрушена, у вас се получится.
Толкаясь и в шутку перебраниваясь на ходу, девчонки уходят. А около меня оказывается вездесущая Лена Часик.
- А она ж очки носит! – шепотом сообщает она – но стесняется. У нее зрение минус пять! Вот и не увидела.
- Я понял. Но… тебе какое задание давали, Лена?!
- Так мы все повесили! Надо кадушки перекинуть!!! А когда мы полы будем мыть?
Я с подозрением гляжу с ее чистые и ясные глазки, скрытые очками. Потом оглядываюсь, и тихонько спрашиваю:
- Лен, ты уже ТРЕТИЙ РАЗ это спрашиваешь! Зачем тебе так нужно мыть полы?!
- Не скажу! – таким же горячим шепотом отвечает маленькая милая мерзавка.
- Хм. Ладно. Подумаем. Пацаны, ау!
Липперт, Благовецкий и Ильнур подходят, неохотно. Они увлеклись процедурой ремонта мебели – собирают ее тщательно, как Су-27.
- Пацаны!!! – говорю я воинственно – Боевое задание…
Но тут рядом вырастает Яхонтов в рубашке с засученными рукавами, взлохмаченный.
- Алексей! Пацанам бы шкафы отодвинуть… Таня и Гульнар говоря, за ними тоже пыли воз…
- Берите, товарищ майор.
А на лице удивление. Откуда он мое звание узнал? Угадал что ли? Интересно, кстати, служил ли наш Яхонтов…
Отредактировано Н.В. Блэкмар aka Necro (2008-03-04 09:59:55)
Шкафы приходится двигать не только им троим. Девчонки ушли в туалет, благо он рядом; из их сестринства остались только Рита, Гульнар, Таня Арнольди и Наташа. Таня и Гульнар как раз хлопочут над переставленными горшками, обласкивают цветы, поэтому мы оставляем их при деле. А вот все прочие наваливаются на три шкафа. И девчонки не стоят в стороне – они берутся за дело с еще большим рвением. Что интересно: тонкая Рита деликатно оттесняет Наташу, задумчивую темноволосую девушку от шкафа и берется за него сама. Она и забыла про то, что у ней шикарное платье, что дв сломанных ногтя, что колготками шастает по пыльному полу… Мешать не будем… И тут я поздно замечаю, что по другую сторону сооружения – Благовецкий. Да, поздно…
- Ааай!
Жалобный вскрик девушки парализует всех. Липперт, с грохотом бросив свой шкаф, благородно бросается к Рите и приподнимает деревянное чудовище. Ну, понятно – оторвавшейся филенкой опустившийся шкаф прижал ступню Галиевой – колготки разорваны. Да и ссадины – налицо, как говорится. Николаю снова приходится бросать все и заниматься профессиональными обязанностями.
Но Галиева держится молодцом. Только тихонько всхлипывает… Николай Владимирович отводит ее за свой стол, усаживает на стул, приставляет к ней Наташу… Но это не остается незамеченным. За шкафами – разборки. Юля Чичуа, которая также, до этого времени, колдовала над цветами, бросается туда. А там уже с Благовещенским, видимо, «разбираются» Сытжакова и Арнольди – причем вторая, как умная маша, контролирует ситуацию. Я походу и слышу приглушенный голос «Ханум»:
- Что, в рог дать, козел?
- Да ну, на фиг… нечаянно…
- Еще раз – уроем, и все, понял, уродина?!
Пока Юля пытается пробиться сквозь холодную стену вежливости Арнольди: «Да что вы, Юлия Ираклиевна, они говорят, как им лучше закрепи уголок!», конфликт сходит на нет. Благовещенский появляется из-за шкафов, отодвинутых от стены, потирая лицо. За ни с ослепительной улыбкой выплывает «Ханум».
..Тут в анатомию вваливются отсутствующие, взъерошенные, но чистые. И с ними – я вижу чуть бледное, но вдохновенное лицо Ковригиной.
- Девки, я с вами!
Когда взгляд Вики встречается с глазами Чичуа, происходит невидимая вспышка: оба лица сереют и отворачиваются друг от друга. Что-то не то… Но, тем не менее, внимания на это лучше не обращать. Юля возвращается к цветам, и, кажется, замыкается на разговоре с Гульнар и Татьяной. Они там веточки какие-то обстригают, землю копают… как в песочнице.
- Вика! – это я окликаю ее.
Мне эта девчонка давно нравится. Да, я знаю, что она из ТРИО. Но все-таки… У нее чистое лицо. Неиспорченное, с каким-то внутренним огнем… А-а! Это же та самая, которая у Литвиновой взяла смеляковские стихи «Жидовка». Вика то ли знает обо мне, то ли не… сморит – странно. С вызовом. И такой жест: когда рукой волосы со лба отбрасывают.
- Да?!
- Вика – говорю я, с любопытством рассматривая ее трогательные припухлости под глазами – А вот тут есть задание для вас… юной амазонки?
- Че? – на «автомате» произносит она небрежно-развязным тоном.
Но тут же поправляется:
– В смысле… а что делать?!
- Плинтус надо прибить. Вот у вас гвардия – товарищ Ильнур, гвозди и молоток. А вы – менеджер верховный. Руководите. Идет?!
Вика улыбается растерянно.
- Ну… попробую.
Липперт с Благовецким как раз оттаскивают в самый угол кабинета обнаруженный под свалкой таблиц маленький, но звероподобный сейф. Какого черта он тут делал, в этом кабинете? Не важно. Грибова, Тулатипова и Михайловская заканчивают чистку шкафов и тут слышится истерической крик. Все бросают свои работы – что случилось?
Зрелище Ларисы, на которой лежит белый до неприличия скелет, раскидав суставчатые конечности – не из радостных. Но все ржут. Только Николай собирает Ларису из-под обломков. Замечает:
- Хорошая скелетина… Жаль, что этот пластик уже не реанимируешь!
- Вам меня надо реанимировать – жалобно говорит Лариса, отряхивая длинную юбку – Ужас какой!
- В каждом английском доме, Лариса – нравоучительно замечаю я – в шкафу есть свой скелет… традиция такая.
И только мы разобрались со скелетом – новое ЧП – приглушенный вскрик от другого угла класса. Приходится рысцой бежать туда. Вика сидит на полу, раскидав худые ноги в стоптанных дорогих кроссовках и посасывает палец – по запястью бежит кровь. Ильнур стоит с молотком в руке, потерянный совсем.
- Что такое? – гаркаю я.
- Да лана вам… - бормочет девушка – он нечаянно… щепкой…
Она зря сунула палец в рот. По нему только попал молоток. А острая щепка от плинтуса застряла в краешке ладони.
Слава Богу, тут вмешивается Николай. Команде – во, прорезалась армейская косточка!
- Ильнур, аптечка на стене, быстро. Юля, проследите… Но пусть сам все делает.
Народ, сгрудившись и подавая советы (их подает, в основном, неугомонная Часик), следи за си, следи за ситуацией. Ильнур, пыхтя, перевязывает руку Вики. Той пришлось снять свитерок и осталась она в какой-то застиранной маечке… очень эротичной. Ильнур тоже это, видимо, понимает. Не уда сморит, пока Вика, слабо улыбнувшись, не говорит ему: «Ты эта, перевязывай давай!».
Ну, чтож, у нас ужен две травмированных. Они не переживают – шушукаются. Мы ставим на место шкафы, Липперт сноровисто добивает последний злополучный плинтус, Ильнур ходит потерянный. Подскакивают Часик и Федорова:
- Алексей Николаич, горшок с деревом надо убрать… от окна… чтоб крючки еще…
- Нуметов – Липперт! – добродушно рявкаю я.
И это ошибка. Потому, что Ильнур, желая доказать свою мужскую состоятельность, хватается сам, не дождавшись Вадима, за горшок с пальмой и… и валит его на пол. Весь. Тонна черной сухой, взвивающейся, как самум, земли, заливает одним махом и белые носочки, и босоножки Часик и кроссовки Федоровой. Просто волной…
- Ай! – говорит часик с каким-то странным удовлетворением и выдергивает одну ногу.
Ее носки стали в тон колготкам – серо-коричневые.
- Ты че творишь, Ильнур! – вопит Федорова, впрочем тоже беззлобно.
Садится на парту и начинает вытряхивать землю из кроссовок. Полоски на ее носках тоже слились в общим фоном.
Все собираются вокруг потерянного парня и кучи земли. Не вижу Юлии: вышла куда-то.
- Я ж говорила! – отмечает часик – он же все бросает… Брось, а то уронишь.
- Да-а… теперь это до ночи собирать!
- Ильнур, ты ваще корень, блин!
Липперт, раздумчиво: «За лопатой надо к дворнику сходить!». Гужбанова, озабоченно: «Надо убирать, пока не растаскали!». Галиева, тихонько: «Да он же нечаянно…», Арнольди молчит, скорбно поджав губы, а Тулатипова с Ковригиной – хором: «вот пусть теперь сам и моет весь пол!!!».
- Так. Народ!!! Хотим еще повеселиться – по работам. Портреты вон биологов поправьте кто-нибудь, остальные - цветы на место, на подоконники, парты сдвинуть…
Это я разгоняю тусовку. Ильнур угрюмо мнет в руках тряпку. У кучи земли остается Вика, Тулатипова, Рита и Сытжакова. Вдруг Ильнур громко бурчит:
- Не буду я пола мыть!
- То ест как? – вспыхивает Оксана Тулатипова.
- Так! Не мужеская работа. Женщин пола моет! – от волнения Ильнур совсем путается в русском языке.
С девками что-то происходит. Какой-то взрыв сверхновой.
- Ах так? – вскрикивает Ковригина – То есть мы должны мыть?! Галка должна в колготках своих, с маникюром мыть???
- А Вика, смотри – с рукой перевязанной? Тебе не жалко ее! – кричит Часик, от гнева даже очки сдергивая.
- Мы за тебя г-но будем убирать, да? – жестким голосом поддерживает ее Сытжакова.
Все четверо наступают на Ильнура, как римская квадрига. Тот пятится и чуть не сшибает остатки скелета – черепушку на столе.
- Эй, хорош! – встревожено гаркает анатом, пытавшийся приладить черепу потерянную челюсть.
Но девчонку принимают, видимо, другое решение. Ковригина обменивается каким-то быстрым взглядом с Леной Часик. Потом смотрит на Галиеву.
- Да и пошел ты! Корень! Девки, разуваемся и моем! Галка, идем в туалет, колготки снимешь.
- Вика, ну у тебя же рука… - пытается остановить ее рассудительная Зоя Гужбанова.
- Да пофиг мне эта рука! Подумаешь… я в прошлом году ногу вилами проткнула! Случайно… Николайвладимыч, а может, у вас перчатки есть?
- Есть, есть! – успокаивает кто-то – Вон в шкафу целая связка лежит…
Ковригина первая азартно стаскивает с ног кроссовки - как ни странно, но эти обувные изделия носит она на босу ногу. Историк, это заметно, с усмешкой смотрит на следы лака на ее ногтях – когда-то нестерпимо ярки, он облез; видно, Вика это улавливает… вот, обидел девчонку! Я наблюдаю, как Ковригина фыркает, резко разворачивается.
Часик уговаривать не надо. Она уже где-то за шкафами избавилась от колготок. Ступни худенькие, пятки как у малыша – красно-розовые. Галиева с Тулатиповой идут в туалет, туда же цокает каблуками Сытжакова и… Арнольди. Ну, значит, помывка будет добрая… широким фронтом!
Я пытаюсь все-таки восстановить остатки пособия – хорошая, добротная советская работа, таких сейчас для школ не делают. Все косточки вручную выточены… Яхонтов подходит к угрюмо сопящему Ильнуру. Поглаживает по блестящей голове череп на моем столе.
- Sic transit Gloria mundi…
- Чо?
- Так проходит мирская слава, Ильнур. Никто тебя не неволит. Но ты САМ должен отвечать за свои косяки. А кто? Черепушка эта, да? Кто подберет то, что накосячил?
В это время входят Липперт и Благовецкий, гремя двумя лопатами и цинковыми ведрами. Историк кивает на них – Ильнуру:
- Если хочешь быть мужиком – давай, за дело…
Яхонтов подходит ко мне, отворачивается, предоставляя классу полную свободу. Замечает с ехидством:
- Бедный Йорик… Удалось спаси?
- Ну да. Голова будет. Хорошая головенка.
- Вот и отлично.
Я отрываюсь от черепа, прищурившись, смотрит на ребят, уже деловито сдвигающих пары, убирающих земляную гору. Девчонки прочно взяли руководство в свои руки.
- А не простудятся они? – с тревогой спрашиваю я, глядя на мелькающие по классу пятки.
- Дебенгоф секцию закаливания хочет делать, а ты говоришь, Николай… Они студятся, когда за угол курить бегают. Вместо теплой комфортабельной «смокинг рум». Нормально.
Куча убрана, на линолеуме только серые разводы, как поземка. Мужская компания ставится на поднос воды; Арнольди стальным голосом объясняет: тряпку прополоскали – воду сменили. На туалете уже прилепили, кстати, обьяву: «ТАЛЕТ ЩАС МУЖСКОЙ!!! НИБЕСПОКИТЬ!!!». Ну да, они ж оттуда воду таскают, пацаны.
За дверями шум и гам. Плеск воды. Ковригина закатывает свои клеши. Тонконогая какая… и ловкая. Но во кто-то ее позвал из коридора – убежала туда. А лицо при этом сразу нахмурилось.
Но тут снова назревает конфликт: Ильнур так и не решился на «женскую работу». И когда Лиля, вполне уверенная в его покорности, протягивает ему одну из тряпок – протереть за шкафами, парень вспыхивает – тряпка летит в Федорову, но та вовремя уворачивается. Чтож, Амбруаз Паре сильно пострадал и покривился. Я уже хочу вскочить, вмешаться, пинцет бросаю… но Яхонтов меня останавливает:
- Разделяем и властвуем, Николай Батькович…
Он, похоже, прав. Поступок Ильнура вызывает бурю возмущения. Он явно не ожидает такой реакции. И того, что Гулнар и Арнольди набросятся на него, буквально, как в полицейских боевиках, заломят руки за спину и… буквально выпнут из класса. При этом Танька поддает по его круглому резиновому заду голой мокрой коленкой. Класс одобрительно хохочет. В коридоре шумно падает ведро. Залетает Ковригина и… поскальзываясь, садится почт на шпагат на мокром полу. А пятки у нее грязные – почти черны. Странно, куда она бегала?!
Но, впрочем, все это уже пройденный этап. Пацаны двигают шкафы. Четверо девчонок – Лариса, Ковригина, Галиева и Федорова, выстроившись, как звено бомбардировщиков, домывают пол.
- Сморите, Николай – тихонько говорит Яхонтов – какие наши девчонки прекрасные в этом апофеозе Великой Работы! Без своих понтов, без прибамбасов.
Грибова моет пол, по-крестьянски высоко подоткнув юбку. Танька развязала ремешки на свих модных панталон – они змейками болтаются на ее кегельных, как из гладкого дерева точеных икрах. Галиева раскраснелась, расстегнула воротничок платья… Федорова волосы распустила, стала совсем другой, Женственной.
- Эх, пережениться бы на всех! – полушепотом роняет Яхонтов - Но для этого надо десять жизней.
Я смотрю на него с интересом. Кстати… а ведь мы ничегошеньки не знаем о его личной жизни? Женат? Разведен?! Есть ли дети? С кем живет? Глаза у него иногда, как у затравленного зверя.
Где-то в глубинах школы звенит звонок позднего урока второй смены – для продленки.
В-общем, я поздно конечно, зажигание включила. Уже вон сколько времени прошло, а я вспомнила, что субботник! Ну, и понеслась к этому кабинету, а фиг его знает, где он – школу-то еще не знаю! . Вижу этот субботник еще издали. Напротив девчачьи туалеты, пацаны таскают воду – Ильнур, мокрый весь, как мышь, Блага – Благовецкий, взъерошенный, ишь ты… без костюмчика своего… в-общем, я чуть не поскальзываюсь на этой воде, которую они тут развели, море целое… Из туалетов доносится визг: это, кажется Федорова. Конечно – выскакивает, Лиля ее зовут, кажется – а за ней гонится эта вот светленькая казашка, Гуля и брызжет водой…
- Блин, девки, осторожнее!!!
Куда уж та Димон со своей грязной водой…
Захожу. Все чисто, аж глаза слепит. На столе анатома возвышается черепуха… самого анатома нет, да и историка тоже. А кто-то уже воткнул в зубы черепа незажженную сигарету! Гужбанова, квадратик этот, и Грибова Лариска сдвигают парты во что-то типа большого стола. А по классу расхаживают Вика Ковригина и Ритка, Галиева – обе босиком. Я осматриваюсь – да они тут почти все такие. Ну. Понятно, пол чистый… а я…
- Элла! – вопит Ковригина – Ты смори, че сделала… Разувайся давай… Разувайся нафиг.
За мной по этому полу штук пять грязных следов. А девки на меня смотрят с какой-то ухмылкой. Ну, ясно-понятно, они же думают, что я американка, неженка все-такое… усмехаюсь, как Де Ниро в «Неприкаянных» и медленно так, типа напоказ. Вышагиваю из босоножек. Небрежно их ногой – раз – под пару, где уже чьи-то кроссовки, туфли тоже на каблуках почти такие же… И белые, как у меня носочки Ленки Часик. Я пока в них, пожалуй... А вот и она.
- Элка! Привет! Как здорово, что ты пришла!
В этот момент раздает ржач. Это Ильнур и Блага нашли плакат, изображающий строение половых органов. Такие современные, рельефные – все видно… как настоящее… Анатом принес кучу плакатов, поставил у двери. Ковригина подмигиает:
- Элла, знаешь, что это такое?!
- Конечно… - небрежно говорю я, искоса взглянув и громко добавляю (взрослых-то нет!) – МАКЕТ ВИБРАТОРА! У меня дома такой был, в Штатах!
Пацаны краснеют… как носки Ильнура – такого же цвета становятся! Девчонки ржут, а Ковригина показывает мне большой палец – мол, молодец! Мы с Ленкой отходим к окну, болтаем.
- Сейчас и будем веселиться! – она возбуждена отчего-то, босыми ногами аж приплясывает по полу – Ты чего-нибудь поесть принесла?
- Неа. Я не подумала.
- Ладно. Щас в магазин пацанов зашлем. Слышала, что роза Альпен типа призналась, что она стенд закосячила?!
- Не…
- Я тебе щас расскажу – шепчет [ЛС].
...
- Да ты че?!
- Ну. А мне Витамина уже пообещала башку оторвать, если я еще кому расскажу.
- А ты?
- А я что? Видела, вон, Вика с нами. Она другая, если что она меня прикроет.
Тем временем девчонки хлопочут, накрывают на столы. Гужбанова принесла домашнее печенье, Гульнар – мешок халвы, Галлиев Ритка – варенье из абрикосов.
Тут заходит историк. Ему сразу же вопят:
- Куда в ботах?! Ну-ка, разувайтесь, Алексей… Николаич!!!
Он хмыкает, снимает свои желтые мокасины. Оба-на, в разных носках – один в полоску, другой черный. Народ тихо ржет. Историк с удивлением разглядывает свои ноги, шевелит еще забавно пальцами, а потом говорит:
- Вот, блин! Утром одевался, темно было!
Теперь все уже смеются необидно. Яхонтов похаживает по классу, посматривает туда-сюда… Потом говорит:
- Два косяка, ледиз энд джентльмены! Во-первых, лампы - чернее ночи. Их бы вытереть.. ласковыми женскими ручками! И потом чего это за куча у дверей?!
- А это тряпки всякое, мусор… из шкафов…
- Ну, так убрать надо.
Благовещенский с кислой физиономией – он ближе всех, бреется за кучу (блин, там противогаз, какой-то валенок старый, кусок шинели, бумаги…) и тут же отскакивает. Жалобно: «Ой! Тут жуки!». Тараканы, что ли?
Но тут идее к нему Гульнар Сытжакова. Красиво идет, бесшумно, крепкие голые ноги по ниточке такие идут… Присаживается на корточки, говорит:
- Да это эти… как их, паук и личинки… моли, что ли?
И легко так, типа без проблем, собирает их голой рукой! Потом встает, обращается нам:
- Пакт дайте кто-нбудь, а то расползутся!
- Прикинь!- толкает меня в бок Ленка – Вот не брезгливая, а?! я бы от страха умерла!!!
Ковригина тоже ноль эмоций, ей помогает. Упаковывает все это в пакет для мусора, парни вытаскивают. А как будем дампы мыть? Они круглые, под высоким потолком и правд, пыльные. Внутри секарашки тоже какие-то мертвые.
- Стремянка?
- Да ну ее нафиг! – протестует Ковригина.
И тут подходит к Вадиму Липперту, обнимает его так – буквально вешается, улыбается и почти целуя:
- Вадимчик! Возьми мена на плечики, а?
Тот покорно присаживается на корточки. Вика взбирается на него, ей дают тряпку. Ленка хихикает. Я понимаю – парень ухватился за чистенькие, умытые босые ступни Ковригиной и не отпускает, удерживая ее; она взвизгивает: «ай! Щекотно!». Но, видать, нравится.
Ленка не выдерживает:
- Блин! Я тоже хочу... вытирать! Кто меня поднимет?!
Ильнур, на лице которого такая растерянность (Ленка сказала, его отсюда выгоняли, но потом простили), подставляет круглые плечи. Коротковат он, но зато сильный. Слышу, Ленка ему:
- Ты за ноги бери, а то упаду… Че ты жмешься-то?!
…Я подхожу к Яхонтову (давно пора познакомиться!) и с независимым видом ему говорю:
- Алексей Николаевич, знаете, как в Америке говорят? «Ну, и что ты будешь делать, когда, наконец, затащи меня сюда?». Это когда сексом в машине парень хочет заняться и типа девушку туда все-таки заполучил…
Историк с интересом оглядывает меня – прям с головы до ног. У меня аж пальцы на ногах подгибаются. Интересно, что скажет?
Отредактировано Элла Гертен,11 "г" (2008-03-07 17:25:12)
Про себя замечаю: "Молодец, элла, типа за словом в крман не лазаешь!! чего он оветит, интересно?"
Есть у меня такая штука – наглостемер. Встроенная, как модем бывает у компьютера. Так вот, что-то она засбоила… по внешности она должна была этой девушке высшие очки дать. А тут замерла на середине. Ни туда, не сюда! По внешности – вторая Мульпямяэ, только другие волосы и глаза. Но тон вежливый, а вопрос с подковыкой. Чтож, ответим:
- Чем? Тем же, че и остальными…
- То есть?
- Наблюдать. Наблюдать за тобой, за другими. Вы же потрясающе интересные люди. Вот когда парни девчонок поднимал на плечи, ты ведь тоже вроде как туда ша сделала. И оглядывалась, смотря, кого бы оседлать? Но как назло, мальчишек в этот момент в классе не осталось. Так? Потом ты единственная из барышень, кто еще в носках. Так? То есть чисто микрожесты, Элла, микрописихика…
Она ***не совсем понимает, что я говорю.
- Снять, что ли?
- Что?
- Носки.
- Да это твое дело.
- А вы?!
- Что "я»?
- Но вы-то не разулись!
- Оссподя! Легко.
Я заканчиваю открывать банку со шпротами, отряхиваю руки, быстро стаскиваю ночки. Слава Богу, у меня с их качеством и состоянием проблем нет. Небрежно бросаю на мокасины. Элла фыркает и отходит. Ладно, ладно. Черт, почему же наглостемер ошибся?
Я оглядываю класс. Ишь ты… Лампы уже сияют, как маленькие луны, а Липперт так и не спустил Вику Ковригину с ног. Наоборот, его сильные руки лежат на ее худых щиколотках и он даже легонько поглаживает ее ступни. Как бы забывшись. Я едва сдерживаю улыбку. А она, склонив голову к нему, залив его своими роскошными волосами, что-то говорит и хихикает…
Через четверть часа Блага и Ильнур притащили колонки и музыкальный центр. Липперта, Тулатипову и Вику успели отправить за продуктами, много всего притащили… В воздухе витает веселье. В углу класса – только составленный из парт импровизированный стол, с остальные парты сдвинуты. Сытжакова, Лиля и Гужбанова стоят у этого импровизированного фуршета, режут фрукты – Элла и Часик сидят на них, у окон, болтают. Николай Владимирович пошел вниз, к мастерам, не включается принудительная вентиляция. Благовецкий подходит к тарелке с большим пакетом, это халва, которую принесла Гульнар, долго растерянно шуршит им, а потом тянет:
- Бли-ин! А где всё?!
- Что «всёЁ? – подскакивает Лиля – Обана! Гуля, твою халву всю сожрали по-тихому! Ни крошечки не оставили…
- Да ладно! – надменно изогнув бровь, отзывается Гульнар.
Но ей немного, наверно, обидно. Пока Лиля и подбежавшая Тулатипова стыдят народ, я вспоминаю о банке. Снимаю газеты с коробки, торжественно выношу банку и ставлю ее на стол.
- Вадим, закрой дверь на замок, пожалуйста.
Секундная пауза-замешательство, потом вопль: «ИСТОРИК РУЛЁЗ!!!»
Я даже переживаю, что бросила ребят. Не дай Бог, они там опять кому-нибудь прищемят что-то! Мне так Риту Галиеву жалко! Ну, красивая девочка, ухоженная, следит за собой, что же ее за это так ненавидят? Хотя это я, наверно, накручиваю себя, это только Благовецкий, у них наверняка какое-то соперничество идет… за лидера… Ох, мало я разобралась в этом классе. А Вера Александровна демонстративно самоустранилась – мол, я за учебу отвечаю и все! Одно непонятно: если у нее в «группе подтягивания» и Ковригина, и Альпен, и Нуметов, то чтож они на уроках той же алгебры тройки хватают? Надо будет с этим разобраться.
Ну вот, сходила к Лютых – нет ее еще, наверно, из Казани не приехала, методкабинет заперт вроде, на вахте ключа от актового нет – точно, у Шиллер. А я хотела ребятам актовый открыть, ну что они будут в классе!
Возвращаюсь обратно. О, как интересно: на лестничной площадке Раевских и Мульпямяэ! Как караулят кого!!! Поздоровались сквозь зубы, как всегда. Я говорю: «Девчонки, что стоите? Кого ждете?», а Мульпямяэ хрипло: «Мышей вот ловим… на завтрак!»; хотела их пригласить на субботник, но передумала.
Захожу. На подходе к дверям анатомии – Бог ты мой! Музыка и топот. Странный только топот, глухой. Постучалась. Не сразу отпирают – не услышали, наверное… Я захожу… мама родная… Они уже пляшут! Сытжакова и Яхонтов стоят у стола со странными такими лицами, что-то за спиной прячут. Стол ломится – фрукты, бутерброды. Ковригина отплясывает в кругу с Ильнуром, что-то вроде лезгинки. Тут до меня доходит, а ЛенаЧасик ко мне сразу:
- Юлираклиевна! Разувайтесь!!! Вдали, как чисто.
Класс и в самом деле блестит, сверкает просто. В-общем, я тушуюсь, от этой чистоты, о того, что Яхонтов, в закатанных джинсах своих, что на стене плакат с каким-то… ужас!!! От того, что мне придется разуться… как так… я все-таки учитель. Но тут все на меня смотрят, чувствую… В общем, я неуклюже стаскиваю свои «французкие» туфельки почти без каблука, на босу ногу ведь ношу, в школе жара... их называют «Мадленки», кстати… зачем я об этом думаю? ...и делаю несколько шагов… Фу, кошмар. У меня ноги слишком маленькие, мальцы короткие, в общем комплексую по черному. И тут второй шок. На столе стоит пятилитровая пластиковая банка. С чем-то темным! Я уставилась на это и тупо так говорю:
- А это сок, да? Гранатовый?!Как они давай ржать!!! Я оглохла. И историк, змей, протягивает мне пластиковый стаканчик, говорит так ласково:
- Это, скорее, должностное преступление… Помирать, так с музыкой, Юля, верно? A la guerre comme a la guerre…
Да-а-а… у Юлии Ираклиевны глаза по 5 копеек! Распитие спиртного прям с учителем, в классе… но историк ей что-то объясняет. Она просто не знает, кстати, что буквально минут за пятнадцать, как она вошла, историк взял за руку Гулю Сытжакову, потом Вику, потом посмотрел в мою сторону, говорит: «Лена, иди сюда, все равно ведь растреплешь всем!», и Липперта негромко подозвал. Отвел нас к шкафу с черепом и говорит:
- так, девочки и мальчики! Я вам четко заявляю – если будут косяки, то это ПОСЛЕДНИЙ ВАШ ТАКОЙ ВЕЧЕР в этой школе. Никаких водок, шампанских, максимум, по банке джин-тоника, кому не хватит. И не дай Бог, кто-нибудь ужрется, начнет баздуганить… Вы меня поняли.
Ну, тут я, как всегда: «Да. Конечно!». Историк на меня. А глаза такие тяжелые, с мешками! Уперся и говорит:
- Лена, это ПЕРСОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС и ПЕРСОНАЛЬНАЯ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ. Ты сможешь выполнение этих условий контролировать?!
Я растерялась.
- Ну… да…
- Гульнар?!
- Да.
- Виктория?!
Во, как он ее назвал!!! Так ее только Александра Владимировна иногда называет…
- Да.
Она волосы со лба убрала – а историк усмехнулся!!! Что он смешного в этом жесте нашел?!
- Да, Алексей Николаич…
- Вадим?
- Заметано.
- Все. Отлично. Веселитесь, как бы мы вам не мешаем, и вы тоже. Понятно?
- Понятно… я дергаю Вику за рукав кофточки – Танцевать пошли!
…в-общем, потом была туса. Я почти ничего не помню. Нет, я не напилась. Там этого вина, ну мож по паре стаканчиков и досталось. Нет. Просто так было все здорово, ярко!!! Яхонтов с Блекмером пошел покурить – в подвал, анатом говорит: типа, не курю, а историк ему «Ну, пешком постоишь, послушаешь!». Долго они там говорили, мы уже не помню что делали... А, Юлия твист показывала. У нее шикарно ступни двигаются, гибкие также… кстати, Элла стояла, стояла, потом подошла к столу и украдкой так, делая вид, что фрукты выбирает, носки с ног стащила, под парты задвинула. Ну, я поняла. Ей захотелось, как мы все – вроде как не выделяться, что ли. Ну, точнее – просто как-то ощутить все это. Пацанов – кроме Благи!- всех пробило то же самое.
Вот, а потом историк пришел с анатомом. Тот домой засобирался – и точно, на улице уже сумерки. А у нас дым коромыслом. Анатом ему ключи отдал, говорит – ну, типа, надеюсь. Яхонт сидит, прихлебывает винцо, отвечает: «Все будет железно, товарищ майор! Родина может спать спокойно!!!». Тот засмеялся и ушел. Они оба, чо ли, из армии??
Я подкатываю к Яхонту. Сажусь на стул, ноги растираю – типа устали (на самом деле я давно так не веселилась, не чувствовала себя такой свободной, типа непафосной!), спрашиваю:
- Алексей Николаевич, а чего вы такой… нестандартный?!
- Таким мама родила!- горит он, грызет яблоко.
- Не, ну зачем вы вот с нами все возитесь… Кстати, у вас ведь и свой класс есть!
- Есть. Еще успею… навозиться!
- А зачем?!
- Интересно. Я вампир.
- Чего???
Я чуть со стула не сваливаюсь.
- Тебе, кстати, браслет на щиколотку пойдет – говорит он.
Знает ведь, чем поддеть! Я краснею.
- Не, правда…
- Я энергетический вампир. Я высасываю из вас вашу молодую энергетику. Вы ее и так, правда, разбрасываете, как фонтан, но кто-то не ловит, не чувствует, а я ловлю. И кайфую.
- От всего?
- Почти. От веселья, от того, как вы друг с другом разговариваете, как общаетесь
(ага знал бы он, как Элла пощечину Диману залепила!)
-… как танцуете. Отжигаете это, так говорят?
- Ну Блин… никогда не думала, что субботник может быть такой… ну, такой… клевы.
- спешите чувствовать – как-то грустно говорит он – Это ваш последний… и последние субботники в жизни. А дальше другой.
- какой?
- Субботник длиною в жизнь. Работа черт знает на кого, неблагодарная, но по большому счету – на себя.
Я, правда, не понимаю ничего, но говорю:
- А почему вы засмеялись, когда Вика Ковригина волосы поправила?
- Я?
- Ну да! Я видела!!!
- Ты, Леночка, все видишь…
- Ну, че я сделаю, если я такая???
- Ты права. Ничего. Так вот, жест очень беззащитный. Девичий.
- А вы знаете, что она…
- Да знаю я, знаю! – машет он рукой – Знаю я эти ваши мафиозные кланы… погодите, до них еще доберемся. Ну, крутая типа ваша Вика. А в сердцевинке-то… мягкая. Беззащитная. Девчонка простая и добрая. И этим жестом она вот себя и выдает.
Тут – как ждала! – Вика подлетает. Аж на пятках проехалась по линолеуму. Берет меня за руку:
- Можно, я ее уведу… Спасиб! Ленка, там Раевских и Варька просятся… ну, к нам… в коридоре стоят. Возьмем.
- Блин! А они не будут… начнут тут всех задирать… нафиг!
- Не! Я с ними поговорила, все здорово будет!
- Ну, сама смотри…
Смотрю, как вика буквально украдкой запускает в уж полутемную классную комнату Раевских и Мульпямяэ. У нас тут уже медяки катят, Липперт с Чичуа танцует!!! Вика шипит что-то на девок, Мульпямяэ ржет, с грохотом сбрасывает сои сабо, шлепает в самые центр, начинает выделываться… Я ищу глазами историка. Ага, вот он, рассматривает череп. Я подбегаю и дурея от собственной храбости, говорю:
- А эта, можно вас… на танец пригласить?
О с любопытством смотрит на меня. Типа не фига себе! Блин, но Липперту можно, а мне???
- Пойдем, ладно. Только я тебе ноги отдавлю, я давно не танцевал.
- не отдавите, мы без каблуков.
И вот… танцуем… не знаю даж, как это описать… Последний раз я только с отцом и танцевала медляк, в санатории на НГ… и ничего он не неуклюжий… один раз только на ногу наступил, случайно… а рукой так водит красиво! От него пахнет резковатыми духами – то есть одеколоном и табаком… мы с ним немного разговариваем – я ему сказала, как мне хорошо.
Это первый такой вечер в классе!!! Первый. Обычно если дискотека, все приходят нафуфыренные, типа в самом лучшем. Потом начинается: кто кому позавидовал, то-се. Потом пацаны обязательно притащат водку, девки сначала ломаются, потом пьют. Потом кт-то обязательно нажрется, ему плохо; другой нажрется, начинаются разборки кто круче. Кому платье порвут, кому сережки закосячат, в-общем, задница… а тут мы все, кто в чем - и Ковригина в маечке своей древней, и Рита Галиева в этом платье, на равных, все босоногие, все одинаково уставшие… Прямо какая-то общность, я первый раз чуствую КЛАС, вот он есть, вот он весь…Никаких группешек, отъединений… вобщем, я просто чую, что крышу от такого рвет… вот и девки тож – не врубаются – Раевских рожи корчит, видно, что она вообще с толку сбита… Варвара только отжигает по полной, как волчок крутится в центре…
Расходились нехотя. Не сразу. "ТриО" уходят вместе, видно Липперт хотел проводить, но Вика его тихонько отшила. Элла тоже уезжает на такси, с Гульнарой и Танькой. Тулатипова, Ильнур, Гужбанова пошли домой, на школьном дворе еще орут, визжат, чего-то делают…
Я ухожу самая последняя. Ой, как не хочется-а-а!!!! Как хочу, чтоб этот субботник дальше… С Юлей Ираклиевной разговариваем – на мне рассказывает о «мадленках», которые без каблуков, французские… и т я соображаю, то типа, вышли с кабинета, уже по темному коридору в школе, а туфли в руках. Опомнились, когда под ногами холодно, наверно. Емся, обуваемся. Вот что значит, блин, гипноз.
Вот так все и закончилось.
Мдя. Судя по обилию мусора в ящиках, которые находятся как раз ЗА анатомией, субботник прошел на славу! Идиоты, хоть бы банки из-под коктейлей догадались убрать... Доносить не буду, но есл Шиллер спросит - подтвержу! Капец анатому. Тоже мне, мачо. Сначала он типа балахон нсил,сейчас под десантниа перекрасился. Гомик, нверное. акивный. у них сех таая брутальная внешность. Господи, что за учителя? Гомосексуалисты, извращенцы, педофилы... И то верно - какй НОРМАЛЬНЫЙ мужик в школу пойдет????
Захожу на следующее утро в свой кабинет, поглядеть на последствия вечеринки...А их нет! Класс чист! Историк сдержал свое слово. Ладно, когда там у нас урок и с кем? Пойду до расписания схожу...