Да, социального педагога надо менять. И чем скорее – тем лучше! Во-первых, не вписывается в нашу команду. Во-вторых, уже под 50, а ведет себя, как девочка. Охает, ахает, порхает… раздражает! Ладно. Стараюсь быть спокойной. Так, самоконтроль, улыбка на лицо.
Приходят. Мда-а. не зря мальчики их называют «телки». Выражение лиц – полусонное, хоть сейчас на мясокомбинат. Мульпямяэ резинку жует, Раевских вовремя спрятала такой же ком за щеку. А одеты… Вещи дорогие, но такая безвкусица. Мульпямяэ так и хочется сказать: если ты ногти на ногах оранжевым красишь, то хоть мой лапы свои! У Раевских пуп покраснел – второй пирсинг себе сделала. Ковригина вечно какая-то побирушка застиранная. Все вещи – китайские. Стоп! Еще улыбочку.
- присаживайтесь, девочки.
Раевских первая бряк – на стул, ногу на ногу. Мульпямяэ рюкзак - шмяк в угол. Я захожу за директорский стол (а я освоилась в этом кабинете, однако!) и только тут добавляю металла в голос.
- Итак… Резинку – ВЫНУТЬ! Слышите?!
Мульпямяэ пробегает по мне своим сонным взглядом, демонстративно выковыривает изо рта белый ком. Отвратительно. Зубы лошадиные. Машинально хочет прилепить под стул, ног отсекается. Это хорошо.
- Так вот, девушки – негромко, но стальным тоном говорю я – Я вам не Ирина Олеговна и морали читать не буду. И не Александра Владимировна – все, вольница в нашей школе кончилась. Кто из вас испортил стенд «УЧИТЕЛЯ НАШЕЙ ШКОЛЫ»?!
Девчонки переглядываются. Потом Раевских фыркает:
- А мы че, знаем, чоли?
- Я знаю! – я хлещу ее этими совами.
С таким же удовольствием я бы хлестанула по этим пухлым губам. Отряд юных проституток.
- Я - ЗНАЮ! И знаю, что это сделали вы. Больше некому. И теперь вы вылетите точно. Во-первых, это прямое оскорбление тех, чьи фото вы содрали… Игнатьевой и Литвиновой. Мульпямяэ, слюни подбери! И глаза не выпучивай. За оскорбление педагога, как записано в уставе школы, полагается – однозначно! – исключение. Второе: школе нанесен ЗНАЧИТЕЛЬНЫЙ УЩЕРБ. Я посчитаю, сколько стоит изготовление НОВОГО СТЕНДА. Уверяю вас, сумма будет впечатляющей. Это тоже второй веский повод, чтобы от вас избавиться.
- Но это же не… - глухо бормочет Ковригина.
- А это меня не волнует – отрезаю я – Значит, так: либо вы в трехдневный срок находите ТОГО, кто это сделал, либо вылетаете из школы с треском. От занятий я вас отстраню и поищу место для перевода. Как раз к выпускным на новом месте вы и успеете. И передаю дело в милицию. Там вам припомнят все ваши художества. Это понятно?!
- Не, а чо, вообще…
- Понятно, спрашиваю?!
- Да.
- Свободны.
Вяло встают, собираются. Раевских выглядит убитой. Что же с ней Елена Владимировна сделала? Она мне током ничего не рассказывала, но после того их разговора в кабинете Раевских поломалась. И это видно. Но вот Мульпямяэ вдруг подходит ко мне. Черные глаза сузились, а ноздри большого носа, наоборот, трепещут. Прокуренным своим голосом говорит:
- Зинаида Леонидовна, а чо будет, если не мы?!
- То и будет – я ласково улыбаюсь – Тот, кто это сделал, понесет наказание. Самое суровое. Так что думайте головой, девочки!
Вот мерзавка. Как она криво усмехается. Как она отвратительна – немытая, вся перемазанная косметикой, наглая плебейка с отцом-уголовником! Ей тоже там место. Цыкает зубом, как матерая зечка, разворачивается и, демонстративно, вихляя бедрами, выходит. Я перевожу дух Отлично! Теперь будем ждать последствий.
Сажусь за стол Александры Владимировны, нажимаю кнопку селектора:
- Наташа, позовите в кабинет Игнатьеву и Чичуа.
А сама под столом сбрасываю туфли и с наслаждением прижимаю разгоряченные голые подошвы к прохладному паркету директорского кабинета. Ну чтож, первый раунд я выиграла.